header3007

Суббота, 17 Февраль 2018 16:05

Лариса Федченко. Алапаевская Голгофа: 100 лет трагедии

Лариса Федченко. Алапаевская Голгофа: 100 лет трагедии

Летом 1918 года на Урале (Екатеринбург, Алапаевск, Пермь) неисповедимым Промыслом Божиим для принятия мученической кончины был собран царственный цвет русской нации. Все встретили смертный час с мужеством и достоинством, подобающим роду царей. И какова бы ни была дальнейшая история нашего народа и Отечества, кончина Царственных Мучеников, их родственников и близких для каждого разумного человека будет не только образом безпримерной народной трагедии, но и светлым образом величайшего благородства, чести, незапятнанной совести, засвидетельствованных перед всем миром. Ныне исполняется 100 лет их отшествия из нашего мира.

Такая смерть — не случайность, а знамение.

Сосредоточение Романовых на Урале являлось планомерной акцией. Большевистское руководство стремилось отправить их в одно место для того, чтобы в случае необходимости было легче распорядиться судьбами членов династии.

Советское правительство на протяжении всего своего существования отказывалось признавать тот факт, что убийства в Алапаевске, Перми и Екатеринбурге были инициированы на самом верху государственной власти. Современные исследования и раскрытые документы показали, что романовский вопрос решался лично Лениным и Свердловым.

Меньше чем 24 часа отделяют убийство Царской семьи в Екатеринбурге от убийства Великих князей в Алапаевске.

Второе злодейское убийство превзошло по жестокости и цинизму даже Екатеринбургскую трагедию: великокняжеских узников отвезли на заброшенный железный рудник в 18 км от Алапаевска, избивали прикладами и живыми сбрасывали в шахту.

Среди алапаевских мучеников наибольшую известность имеет Великая княгиня Елизавета Федоровна. Еще при жизни она снискала добрую славу не только среди высшего общества, но и среди простого народа. А после смерти Господь прославил ее на весь мир как великую святую. В меньшей степени мы знаем имена остальных восьми жертв Алапаевска.

Великая княгиня Елизавета Федоровна. Элла родилась в 1864 го­ду в про­те­стант­ской се­мье Ве­ли­ко­го гер­цо­га Гес­сен-Дарм­штадт­ско­го Лю­дви­га IV и прин­цес­сы Али­сы, до­че­ри ан­глий­ской ко­роле­вы Вик­то­рии. Вместе с младшей сестрой Алисой – будущей Императрицей Александрой Федоровной - воспитывались в почти спартанских условиях: простая одежда и еда, строгий распорядок дня, молитва и труд. Семья много занималась благотворительностью. На глазах Эллы насмерть разбился ее 3- летний брат Фридрих, и она решила никогда не иметь детей. Вскоре в возрасте 35 лет умерла ее мать.

В 1884 году она вышла замуж за Великого князя Сергея Александровича, брата Императора Российского Александра III. Она полюбила Россию и Москву с ее старинными храмами, монастырями и патриархальным бытом. Великая княгиня говорит о своей новой родине: «Какая богатая страна!»

Сергей Александрович был глубоко религиозным человеком, строго соблюдал все церковные каноны, посты часто ходил на службы, ездил в монастыри — великая княгиня везде следовала за мужем и простаивала долгие церковные службы.

Узнав о возможности посетить Святую Землю, Елисавета Феодоровна восприняла это как Промысл Божий и молилась о том, чтобы у Гроба Господня Спаситель Сам открыл ей Свою волю.

Великий князь Сергей Александрович с супругой прибыл в Палестину в октябре 1888 года. Они побывали на освящении храма святой Марии Магдалины в Гефсиманском саду у подножия Елеонской горы. Увидев эту красоту и благодать, Великая княгиня сказала: «Как я хотела бы быть похороненной здесь». Тогда она не знала, что произнесла пророчество, которому суждено исполниться.

Видя глубокую веру своего супруга, Великая княгиня всем сердцем искала ответ на вопрос – какая же религия истинна? Она горячо молилась и просила Господа открыть ей Свою волю. О приятии Православия Елизавета Федоровна думала с тех пор, как стала супругой великого князя Сергея Александровича. Но немецкая принцесса переживала, что этот шаг будет ударом для ее семьи, верной протестантизму. Особенно для отца. Только в 1891 году княгиня написала отцу письмо с просьбой дать благословение на принятие православия.

Отец не благословил дочь менять веру, но она уже не могла изменить решения и через таинство Миропомазания стала православной.

Чин принятия в Православную Церковь был совершен над Елизаветой Феодоровной 13 апреля 1891 года, в Лазареву субботу. В том же году Великий князь Сергей Александрович был назначен генерал-губернатором Москвы.

Посещая храмы, больницы, детские приюты, дома для престарелых и тюрьмы, Великая княгиня видела много страданий. И везде она старалась сделать что-либо для их облегчения.

«Однажды Великая княгиня должна была приехать в приют для маленьких девочек-сирот. Все готовились достойно встретить свою благодетельницу. Девочкам сказали, что приедет Великая Княгиня: нужно будет поздороваться с ней и поцеловать ручки. Когда Елизавета Федоровна приехала, ее встретили малютки в белых платьицах. Они дружно поздоровались и все протянули свои ручки Великой Княгине со словами: «Целуйте ручки». Воспитательницы ужаснулись: что же будет? Но Великая Княгиня, прослезившись, подошла к каждой из девочек и всем поцеловала ручки. Плакали при этом все — такое умиление и благоговение было на лицах и в сердцах».

5 февраля 1905 года произошло страшное событие, изменившее всю жизнь Елисаветы Феодоровны. От взрыва бомбы революционера-террориста погиб Великий князь Сергей Александрович. Бросившаяся к месту взрыва Елисавета Феодоровна увидела картину, по своему ужасу превосходившую человеческое воображение. Молча, без крика и слез, стоя на коленях в снегу, она начала собирать и класть на носилки части тела горячо любимого и живого еще несколько минут назад мужа. Подобрала оторванный палец с обручальным кольцом. Кольцо стала носить с нательным крестом.

В час тяжелого испытания Елисавета Феодоровна просила помощи и утешения у Бога. На следующий день она причастилась Святых Тайн в храме Чудова монастыря, где стоял гроб супруга. На третий день после гибели мужа Елисавета Феодоровна поехала в тюрьму к убийце. Она не испытывала к нему ненависти. Великая княгиня хотела, чтобы он раскаялся в своем ужасном преступлении и молил Господа о прощении. На слова Каляева «Я не хотел убивать вас, я видел его несколько раз и то время, когда имел бомбу наготове, но вы были с ним, и я не решился его тронуть» Елизавета Федоровна ответила: «И вы не сообразили того, что вы убили меня вместе с ним?» Несмотря на то, что убийца не раскаялся, великая княгиня подала Николаю II прошение о помиловании, которое тот отклонил.

Елизавета Федоровна заказала Крест со словами «Прости им, Господи, не ведают, что творят». Впоследствии его лично уничтожил Ленин.

После гибели мужа от рук террориста Елизавета Федоровна стала вести почти монашеский образ жизни. Ее дом стал похож на келью, она не снимала траур, не посещала светские мероприятия. Молилась в храме, соблюдала строгий пост.

Часть своих драгоценностей великая княгиня раздала, а другую часть потратила, чтобы построить обитель милосердия на Большой Ордынке. Она купила участок земли с четырьмя домами и обширным садом.

10 фев­ра­ля 1909 го­да оби­тель на­ча­ла свою де­я­тель­ность. 9 ап­ре­ля 1910 го­да за все­нощ­ным бде­ни­ем епи­скоп Дмит­ров­ский Трифон (­Тур­ке­станов­; † 1934) по чи­ну, раз­ра­бо­тан­но­му Свя­тей­шим Си­но­дом, по­святил ­на­сельниц­ в зва­ние кре­сто­вых се­стер люб­ви и ми­ло­сер­дия. Сест­ры да­ли обет, по при­ме­ру ино­кинь, про­во­дить дев­ствен­ную жизнь в тру­де и мо­лит­ве. На сле­ду­ю­щий день за Бо­же­ствен­ной ли­тур­ги­ей свя­ти­тель Вла­ди­мир, мит­ро­по­лит Мос­ков­ский и Ко­ло­мен­ский, воз­ло­жил на се­стер вось­ми­ко­неч­ные ки­па­ри­со­вые кресты, а ­Ели­са­вету ­Фе­о­до­ровну­ воз­вел в сан на­сто­я­тель­ни­цы оби­те­ли. Ве­ли­кая кня­ги­ня ска­за­ла в тот день: «Я остав­ляю бле­стя­щий мир ...но вме­сте со все­ми ва­ми я вос­хо­жу в бо­лее ве­ли­кий мир – в мир бед­ных и стра­да­ю­щих. Я приняла это не как крест, а как дорогу, полную света, стремление к которой уже много-много лет назад появилось в моей душе ». В Мар­фо-Ма­ри­ин­ской оби­те­ли Ве­ли­кая кня­гиня ­Ели­са­вета ­Фе­о­до­ровна­ ве­ла по­движ­ни­че­скую жизнь: спа­ла на де­ре­вян­ной кро­ва­ти без мат­ра­са, ча­сто не бо­лее трех ча­сов; пи­щу упо­треб­ля­ла весь­ма уме­рен­но и стро­го со­блю­да­ла по­сты; в пол­ночь вста­ва­ла на мо­лит­ву, а по­том об­хо­ди­ла все па­ла­ты боль­ни­цы, неред­ко до рас­све­та оста­ва­ясь у по­сте­ли тя­же­ло­боль­но­го.

Духовником Великой Княгини был отец Митрофан Серебрянский. Он составил устав обители. Елизавета Федоровна пригласила его стать духовником Марфо-Мариинской обители. Ему было жаль чад в Орле и отказался. Тут у него отнялась правая рука. Отей Митрофан понял, что это – воля Божия и согласился. В конце жизни Патриарх Тихон постриг их с женой в монашество: его – Сергием, жену – Елизаветой.

Она говорила сестрам обители: «Не страшно ли, что мы из ложной гуманности стараемся усыплять таких страдальцев надеждой на их мнимое выздоровление. Мы оказали бы им лучшую услугу, если бы заранее приготовили их к христианскому переходу в вечность». Без благословения духовника обители протоиерея Митрофана Серебрянского и без советов старцев Оптиной Введенской пустыни, других монастырей она ничего не предпринимала.

В обители, которая была названа Марфо-Мариинской в честь святых сестер Марфы и Марии, были созданы два храма – Марфо-Мариинский и Покровский, большой сад, больница, считавшаяся впоследствии лучшей в Москве, и аптека, в которой лекарства отпускались бедным бесплатно, бесплатная столовая для бедняков, детский приют, школа и многое другое. Вне стен обители был устроен дом-больница для женщин, больных туберкулезом. Все операции в больнице проводились бесплатно, причем работали тут лучшие специалисты Москвы. Марфо-Мариинская обитель, по сути, выполняла роль многофункционального социально-медицинского центра.

Вместе со своей келейницей Варварой Яковлевой Елизавета Федоровна часто посещала Хитров рынок — место притяжения для московской бедноты. Здесь матушка находила беспризорников и отдавала их в городские приюты. Вся Хитровка уважительно называла великую княгиню «сестрой Елисаветой» или «матушкой».

С начала первой мировой войны Великая княгиня организовала помощь фронту. Под ее руководством формировались санитарные поезда, устраивались склады лекарств и снаряжения, отправлялись на фронт походные церкви.

Революционные события явились большим ударом для Елисаветы Феодоровны. Душа ее была потрясена, она не могла говорить без слез. Елисавета Феодоровна видела, в какую пропасть летела Россия, и горько плакала о русском народе, о дорогой ей царской семье.

Епископ Нестор восклицал: «Чувство невыразимой тоски и поистине неизглаголанного горя охватывает вас при виде этих разрушений и ужаса, и чем вы углубляетесь дальше в осмотр поруганной святыни, тем эта боль становится сильнее и сильнее. С не поддающимся описанию волнением вы переступаете ограду на каменную площадь к великому Успенскому собору и видите огромные лужи крови с плавающими в ней человеческими мозгами. Следы крови чьей-то дерзкой ногой разнесены по всей этой площади… Успенский собор расстрелян… Православные! Не щемит ли ваше сердце зияющая перед вами эта черная рана твоей родной святыни, разбитая глава твоего великого собора? Не стыдно ли вам за вашу Родину, когда вы слышите, как стоящий в толпе перед развалинами кремлевских святынь чужестранец, серый китаец, изумленно глядит на развалины и бормочет: “Русский нехороший, худой человек, потому что стреляет в своего Бога!”»

Владыка призывал: «Пусть этот ужас злодеяния над Кремлем заставит опомниться весь русский народ и понять, что такими способами не создается счастье народное, а вконец разрушается сама когда-то великая и святая Русь».

В письмах Великой княгини того времени есть следующие слова: «Я испытывала такую глубокую жалость к России и ее детям, которые в настоящее время не знают, что творят. Разве это не больной ребенок, которого мы любим во сто раз больше во время его болезни, чем когда он весел и здоров? Хотелось бы понести его страдания, помочь ему. Святая Россия не может погибнуть. Но Великой России, увы, больше нет. Мы... должны устремить свои мысли к Небесному Царствию... и сказать с покорностью: «Да будет воля Твоя».

Революционные события коснулись всех членов дома Романовых, даже великую княгиню Елизавету, которую любила вся Москва.

В 1916 году к воротам обители подошла разъяренная толпа. Они потребовали выдать германского шпиона - брата Елизаветы Феодоровны, якобы скрывавшегося в обители. Настоятельница вышла к толпе одна и предложила осмотреть все помещения общины. Господь не попустил погибнуть ей в этот день. Конный отряд полиции разогнал толпу.

Вскоре после февральской революции к обители снова подошла толпа с винтовками, красными флагами и бантами. Сама настоятельница открыла ворота - ей объявили, что приехали, чтобы арестовать ее и предать суду как немецкую шпионку, к тому же хранящую в монастыре оружие.

На требование пришедших немедленно ехать с ними, Великая Княгиня сказала, что должна сделать распоряжения и проститься с сестрами. Настоятельница собрала всех сестер обители и попросила отца Митрофана отслужить молебен. Потом, обратясь к революционерам, пригласила их войти в церковь, но оставить оружие у входа. Они нехотя сняли винтовки и последовали в храм.

Весь молебен Елизавета Феодоровна простояла на коленях. После окончания службы она сказала, что отец Митрофан покажет им все постройки обители, и они могут искать то, что хотят найти. Конечно, они ничего не нашли, кроме келий сестер и госпиталя с больными. После их ухода, Елизавета Феодоровна сказала сестрам: "Очевидно, мы недостойны еще мученического венца".

В одном из писем того времени она пишет: "То, что мы живем, является неизменным чудом". Никакого озлобления или осуждения не было у нее против безумств толпы. Она говорила: "Народ - дитя, он неповинен в происходящем... он введен в заблуждение врагами России.

Весной 1917 года к ней приехал шведский министр по поручению кайзера Вильгельма и предложил ей помощь в выезде за границу. Елизавета Феодоровна ответила, что решила разделить судьбу страны, которую считает своей новой родиной, и не может оставить сестер обители в это трудное время.

Никогда не было на богослужении в обители столько народа, как перед октябрьским переворотом. Шли не столько за тарелкой супа или медицинской помощью, сколько за утешением и советом "Великой матушки". Елизавета Феодоровна всех принимала, выслушивала, укрепляла. Люди уходили от нее умиротворенными и ободренными.

Великую княгиню Елизавету Федоровну арестовали во вторник Светлой Седмицы в день Иверской иконы Божией Матери в 1918 году. В этот день Святейший Патриарх Тихон посетил Марфо-Мариинскую обитель и отслужил там Божественную Литургию. Почти сразу после его отъезда за настоятельницей приехала машина с комиссаром и латышскими стрелками. На сборы дали тридцать минут. Благословив сестер, в сопровождении сестер Варвары Яковлевой и Екатерины Янышевой, матушка отправилась в ссылку.

Одна из сестер обители вспоминала: «...И повезли ее. Сестры бежали за ней, сколько могли. Кто прямо падал на дороге... Когда я пришла к обедне, то услышала, что диакон читает ектенью и не может, плачет... И повезли ее в Екатеринбург с каким-то провожатым, и Варвара с ней. Не разлучились... Потом письмо нам прислала, батюшке и каждой сестре. Сто пять записочек было вложено, и каждой но ее характеру. Из Евангелия, из Библии изречения, а кому от себя. Она всех сестер, всех своих детей знала...»

Святейший Патриарх Тихон при помощи церковных организаций, с которыми тогда еще считались коммунисты, пытался добиться освобождения Великой княгини. Но старания Патриарха оказались тщетными: Елизавету Феодоровну и ее спутниц отправили по железной дороге в Пермь. По пути в ссылку Великая княгиня написала письмо сестрам своей общины.

«Господи благослови.

Да утешит и укрепит вас всех Воскресение Христово. В 6 часов проехала Троице-Сергиеву, вечером Ростов…

Не могу забыть вчерашний день, все дорогие, милые лица. Господи, какое страдание в них, о, как сердце болело. Каждую минуту вы становились мне все дороже. Как я оставлю вас, мои деточки, как вас утешить, как укрепить?

Помните, мои родные, все, что я вам говорила. Всегда будьте не только мои дети, но послушные ученицы. Сплотитесь и будьте как одна душа: все для Бога, — и скажите, как Иоанн Златоуст: «Слава Богу за все».

О, как вы теперь будете совершенствоваться в спасении. Я уже вижу начало благое. Только не падайте духом и не ослабевайте в ваших светлых намерениях, и Господь, Который нас временно разлучил, духовно укрепит. Молитесь за меня, грешную, чтобы я была достойна вернуться к моим деткам и усовершенствовалась для вас, чтобы мы все думали, как приготовиться к вечной жизни.

Вы помните, что я боялась, что вы слишком в моей поддержке находите крепость для жизни, и я вам говорила: «Надо побольше прилепиться к Богу».

Теперь мы все переживаем одно и то же, и невольно только у Него находим утешение нести наш общий крест разлуки. Господь нашел, что нам пора нести Его крест. Постараемся быть достойными этой радости. Я думала, что мы будем так слабы, не доросли нести большой крест. «Господь дал, Господь и взял». Как угодно было Господу, так и сделалось.

Да будет имя Господне благословенно вовеки.

Какой пример дает нам святой Иов своей покорностью и терпением в скорбях. За это Господь потом дал ему радость. Сколько примеров такой скорби у святых отцов во св. обителях, но потом была радость. Приготовьтесь к радости быть опять вместе. Будем терпеливы и смиренны. Не ропщем и благодарим за все.

«Господи, верую, помоги моему неверию». «Дети мои, станем любить не словами или языком, а делом и истиной» (Послание).

Благодать Господа нашего Иисуса Христа с вами, и любовь моя со всеми вами во Христе Иисусе. Аминь.

Ваша постоянная богомолица и любящая мать во Христе.

Матушка».

Инокиня Варвара (Яковлева) - одна из самых близких к Великой княгине Елисавете крестовых сестер Марфо-Мариинской обители. Од­ной из пер­вых по­шла по сто­пам ве­ли­кой кня­ги­ни и стала од­ной из пер­вых на­сель­ниц Мар­фо-Ма­ри­ин­ской оби­те­ли в Москве. Бу­дучи ке­лей­ни­цей и сест­рой, са­мой близ­кой к Ве­ли­кой кня­гине Ели­са­ве­те Фе­о­до­ровне, она не пре­воз­но­си­лась и не гор­ди­лась этим, а бы­ла со все­ми добра, лас­ко­ва и об­хо­ди­тель­на, до­ступ­ной для всех и все лю­би­ли инокиню Варвару. Близ­кие Ели­са­ве­ты Фе­о­до­ров­ны хо­ро­шо зна­ли ее и на­зы­ва­ли Ва­рей.

В 20-х числах июня келейницу Варвару разлучили с Великой княгиней, перевезли в Екатеринбург и предложили идти на свободу. В Ека­те­рин­бур­ге сест­ру Вар­ва­ру от­пу­сти­ли на сво­бо­ду, но и она, и дру­гая сест­ра – Ека­те­ри­на Яны­ше­ва про­си­ли вер­нуть их в Ала­па­евск. Инокиня Варвара умоляла оставить ее с Великой княгиней, сказав, что готова дать кровью подписку, что желает разделить судьбу со своей матушкой, и ее возвратили в Алапаевск. Откуда, из какой среды пришла в обитель сестра Варвара – неизвестно. За своей матушкой-настоятельницей она добровольно пошла на страдания и смерть, совершила свой подвиг в возрасте 35 лет, исполнив за­вет Гос­по­да: «Нет боль­ше той люб­ви, как ес­ли кто по­ло­жит ду­шу свою за дру­зей сво­их» (Ин.5.13).

Великий князь Сергей Михайлович Романов - внук Николая I, генерал-адъютант во время военных действий первой мировой войны был на фронте и в Ставке, где показал себя наилучшим образом. Великий князь Сергей унаследовал от отца "твердость убеждений и бесстрашие солдата". Службу он начал в лейб-гвардии конно-артиллерийской бригаде, где проявил себя как блестящий артиллерист. В 1891 году 22-летний Великий князь пожалован был чином флигель-адъютанта к Его Императорскому Величеству, позже произведен в полковники и в генерал-майоры. Выдающиеся таланты его были отмечены – он был избран Почетным членом Михайловской артиллерийской академии. В 1905 году Великий князь Сергей Михайлович по Высочайшей воле Государя Императора Николая II Александровича занимает пост генерал - инспектора артиллерии в чине генерал-лейтенанта и должность начальника Главного артиллерийского управления. Был единственным Великим Князем, который мог ежедневно общаться с Государем.

Занимая высокое служебное положение, Великий Князь Сергей Михайлович отличался от многих главноначальствующих лиц своей простотой и искренне-ласковым обращением, всей душой любил русский народ. Доступ до Великого Князя был открыт для всех: от простого крестьянина до высокого сановника. Всех приходивших к нему он всегда внимательно выслушивал и в большинстве случаев старался помочь, если дело просителя было правым.

На основании Декрета от 26 марта 1918 года Совета Комиссаров Петроградской Трудовой Коммуны, подписанном Г.Е. Зиновьевым и М.С. Урицким «в целях предупреждения и пресечения преступлений» он был выслан в Вологду. Из Вологды Сергей Михайлович вместе с Ф.М. Ремезом и своим личным врачом доктором Гельмерсеном был ненадолго переведён в Вятку, где к ним «присоединились» высланные туда же Князья «Константиновичи» и Князь В.П. Палей, откуда все они всего через несколько дней были переведены в Екатеринбург.

Федор Семенович Ремез - управляющий делами Великого князя Сергея Михайловича Романова - многие годы исполнял обязанности личного секретаря Великого князя. Во время ареста и ссылки Сергея Михайловича, оставив своих родных, последовал за Великим князем, до последних дней оставаясь рядом, продолжал свое служение. «Нет больше той любви, как если кто положит душу за друзей своих» (Ин. 15, 13).

Великий князь Константин Константинович Романов –внук императора Николая Первого, сын генерал-адмирала Русского императорского флота Великого князя Константина Николаевича, племянник Александра Второго, родился 10 августа 1858 года. Как и все романовские дети, Костя получил прекрасное домашнее образование. Отец, сам моряк, начал и сына готовить к морской службе.

На военной службе состоял с 1876 года, участник русско-турецкой войны, командир лейб-гвардии Преображенского полка, генерал-инспектор военных учебных заведений. В 1887 году великому князю Константину Константиновичу было присвоено звание почётного члена Императорской Академии наук, а позже был назначен её Президентом («августейший президент»).

Совсем молодым, двадцатидвухлетним, Константин Романов запишет в дневнике: "Я желал бы принять мученическую смерть, но далеко мне до этого, не такую я жизнь веду»… Хотя вёл жизнь, достойную истинного христианина. За год до женитьбы просил императора Александра Третьего разрешить ему принять монашество. Cкорее всего, ушёл бы в Оптину пустынь. Государь не благословил.

Он стал отцом многочисленного семейства. У них с женой Елизаветой Маврикиевной было девять детей: шесть сыновей и три дочери. Все дети воспитывались в строгости и религиозном духе. В царской семье, членами которой являлись Великие Князья, к обучению детей относились серьезно. Занятий было много, за поведением следили строго. Большое внимание уделялось языкам. Читалось вслух множество произведений русских классиков: Тургенева, Аксакова, Пушкина, Гоголя, Чехова и других писателей. Все рассаживались вокруг круглого стола и радостно объявляли: «Мы слушаем! Мы слушаем!» В камине потрескивали дрова, было тепло и уютно. Они как бы узнавали в прочитанном свой родной русский мир.
Отец семейства был истинно русским и православным человеком, в таком духе воспитывал он и своих детей. Желание отца было повезти своих детей не в Павловск, не в Крым, а в простую русскую деревню или в монастырь. Великий Князь Константин Константинович в 1887 году побывал в Оптиной пустыни и в этой обители беседовал в скиту со старцем Амвросием. А в 1901 году он нашел сдававшуюся внаем усадьбу в селе Нижние Прыски, находившуюся близ Оптиной Пустыни, ему хотелось, чтобы и его дети могли побывать в Оптиной обители, в скиту, помолиться на службах, посмотреть на монастырский быт. В мае вся семья приехала в Прыски.

Встречать Великих Князей в монастырях полагалось с особенной торжественностью и при колокольном звоне, но Великий князь попросил настоятеля не делать этого. Поэтому торжественных встреч не было, но в колокола все же звонили. Дети с удовольствием стояли на оптинских службах, видели монашеский постриг, старец Иосиф благословлял всех членов семьи.

События русско-японской войны и революционные вол­нения 1905 г. оставили глубокий след в душе Константина Константиновича. Осознавая тяжелое положение России, он тем не менее не верил в реальность надвигающейся катаст­рофы, сохраняя веру в самодержавие, достоинство дома Ро­мановых.

В эти тревожные смутные годы К. Р. не писал стихов. Константин Константинович неприязнь к себе как члену императорской семьи остро ощущает, что и нахо­дит отражение в его дневниковых записях. Ухудшается и здоровье великого князя, продолжавшего тем не менее свою общественную и служебную деятельность.

В грозно-тревожные последние годы жизни К. Р. един­ственным его убежищем, утешением и средством служения людям остается искусство.

Когда креста нести нет мочи,
Когда тоски не побороть,
Мы к небесам возводим очи,
Творя молитву дни и ночи,
Чтобы помиловал Господь.

Но если вслед за огорченьем
Нам улыбнётся счастье вновь,
Благодарим ли с умиленьем
От всей души, всем помышленьем
Мы Божью милость и любовь?

С началом I Мировой войны пятеро стар­ших сыновей Вел. Кн. Константина Константиновича отправились на фронт. Младший из братьев Олег не без гордости писал в своем дневнике: «Мы все пять братьев идем на войну со своими полками, мне это страшно нравится, так как это показывает, что в трудную минуту Царская Семья держит себя на высоте положения. Пишу и подчеркиваю это, вовсе не желая хвастаться. Мне приятно, мне только радостно, что мы Константиновичи, все впятером на войне». В сентябре 1914 года был тяже­ло ранен и скончался от тяжелого ранения на руках родителей любимец отца князь Олег. Вся семья очень тяжело перенесла эту потерю, не зная еще, что после октябрьского политического переворота 1917 года для них наступят более страшные времена. Три других сына Великого князя - Иоанн – 32 лет, Константин- 28 лет, Игорь - 24 лет - погибли вместе с великой княгиней Елизаветой Федоровной – им было уготовано "сошествие во ад" Алапаевской шахты.

Князь Иоанн Константинович Романов (1886–1918).

Князь императорской крови Иоанн Константинович Романов родился 23 июня 1886 года в Павловске под Санкт-Петербургом. Он был первенцом в семье, его ласково называли Иоаннчик. Отец посвятил ему чудесную колыбельную в которой пророчески угадал судьбу своего старшего сына:

Спи в колыбели нарядной,
Весь в кружевах и шелку,
Спи, мой сынок, ненаглядный,
В теплом своем уголку!..

В тихом безмолвии ночи
С образа, в грусти святой,
Божией Матери очи
Кротко следят за тобой.

Сколько участья во взоре
Этих печальных очей!
Словно им ведомо горе
Будущей жизни твоей.

В Мраморном дворце была устроена детская часть в русском стиле, и даже комнатам в ней были даны соответствующие тому названия: опочивальня, гуляльня, мыльная. Об атмосфере, в которой Иоанн, по-домашнему — Иоанчик, и его братья и сёстры росли и воспитывались, можно получить хорошее представление по воспоминаниям Гавриила Константиновича: «Отец был с нами строг и мы его боялись. „Не могу“ или „не хочу“ не должны были для нас существовать. Но отец развивал в нас и самостоятельность: мы должны были делать все сами, игрушки держать в порядке, сами их класть на место. Отец терпеть не мог, когда в русскую речь вставляли иностранные слова, он желал, чтобы первым нашим языком был русский. Поэтому и няни у нас были русские, и все у нас было по-русски». Потомкам великого князя сызмальства были привиты начала православия, и всё воспитание их шло в полном соответствии канонами православной веры.

Вечером родители присутствовали на молитве сыновей; Гавриил Константинович пишет: «Сперва мой старший брат, Иоанчик, а за ним и я становились на колени перед киотом с образами в нашей спальне и читали положенные молитвы, между прочим, и молитву Ангелу-Хранителю, которую, по семейному преданию, читал ребёнком император Александр II. Отец требовал, чтобы мы знали наизусть тропари двунадесятых праздников и читали их в положенные дни. Часто и дяденька (младший брат отца, великий князь Дмитрий Константинович) присутствовал при нашей вечерней молитве; когда мы ошибались, родители или дяденька нас поправляли.

В углу гуляльни висел большой образ Владимирской Божьей Матери, а на нём полотенце, расшитое разноцветными шелками и золотом, на концах обшитое старинными кружевами. Перед образом всегда теплилась большая лампада».

В детстве Иоанчик был очень впечатлителен. По воспоминаниям брата, перед сном к ним приходил дядюшка Дмитрий Константинович, который тоже жил в Мраморном, и служил тогда в Конной гвардии. Дети его очень любившие, «…бежали к нему навстречу и бросались на шею. Дяденька любил иногда шутить над нами. Показывая Иоанчику конец ремня, которым он затягивал рейтузы, говорил, что это — его хвост. При этом Иоанчик чуть не плакал, страшно боясь этого „хвоста“. Он также боялся шкуры белого медведя с большой головой, лежавшей в приемном кабинете отца, и плакал, когда его к ней подводили».

«Благочестивый, любящий, вежливый, скромный, немного разиня, не обладающий даром слова, несообразительный, но вовсе не глупый и бесконечно добрый», — характеризовал своего сына великий князь Константин Константинович в день его двадцатилетия.

Князь Иоанн Константинович окончил в 1907 году Николаевское кавалерийское училище, служил штабс-ротмистром лейб-гвардии Конного полка, затем флигель-адьютантом Его Императорского Величества. Когда началась первая мировая война, как настоящий патриот ушел на фронт.

Он отличался большой набожностью, был очень добрым, чутким и отзывчивым человеком. Он был милостив, чуток и отзывчив, нищелюбив, много помогал бедным. Будучи человеком высокой духовной настроенности, Иоанн Константинович выделялся молитвенностью даже в кругу своей очень религиозной семьи. Князь даже думал посвятить себя духовной карьере.Император Николай II, зная глубокую религиозность князя Иоанна, часто посылал его в качестве своего представителя на духовные торжества.

Любя церковное пение, князь Иоанн был регентом в церкви Павловского дворца.

По декрету большевиков от 26 марта 1918 года князь Иоанн вместе с братьями Константином и Игорем после регистрации вскоре были высланы из Петрограда в Вятку, затем в Екатеринбург, а 20 мая они прибыли в город Алапаевск.

Князь Константин Константинович Романов (1890-1918).

Константин Константинович-младший. Князь императорской крови, сын К.Р. и великой княгини Елизаветы Маврикиевны. Флигель-адъютант Свиты императора, штабс-капитан лейбгвардии Измайловского полка, участник Первой мировой войны. Был скромным офицером , любимым офицерами и солдатами; вместе с тем был храбрым воином. Его приходилось видеть в окопах среди солдат во время опасности для жизни. За храбрость в бою и за спасение полкового знамени он был награжден орденом Святого Георгия IV степени. О нем отзывались как об очень достойном человеке. В начале 1918 выслан вместе с братьями из Петрограда.

Князь Игорь Константинович Романов (1894-1918).

Князь Императорской Крови Игорь Константинович родился 11 июня1894 года, в Стрельне. Рос Князь Игорь вместе со своим братом Олегом, с которым они проводили много времени и воспитывались Генерал-Майором Н.Н. Ермолинским.

Окончив Пажеский корпус, выдержал экзамен на офицера и был зачислен в лейб-гвардии Гусарский полк. Именно в его составе он и отправился на Первую Мировую войну.

Анекдотическая история произошла именно с князем Игорем, когда он был зачислен в Пажеский корпус и, гордясь новым мундиром, старался всем представиться в новом качестве. Даже в книге записи посетителей Кн.Иоанна К. 8 октября 1913 г. Есть запись: «Честь имею явиться по случаю производства в настоящий чин Пажеского Его Императорского Величества корпуса камер-паж князь Игорь Константинович».

Посетив в новом мундире и царскую семью, он хотел было уже
традиционно поцеловать Вел. Княжну Марию Николаевну, но она отскочила в сторону: «Нет, нет. Маленькие девочки не должны целовать солдат» (вспомнив наставления няни). Князь Игорь нисколько не расстроился, а, наоборот, был весьма доволен, что его приняли за настоящего солдата. Никогда не унывая, он пользовался любовью сослуживцев, которые называли его «веселый человек».

Князь Игорь был самым юным представителем Дома Романовых на той войне, ему было только 18 лет, когда он ушел на фронт I Мировой войны. Князь и его братья показали себя храбрыми воинами, способными на быстрые и нестандартные решения. Князь Игорь не раз участвовал в боевых действиях. В одном из первых боев эскадрон окружили немцы, оставалась одна дорога через топь, и Игорь Константинович, обходя эту топь, начал увязать и тонуть вместе со своей лошадью. Князь Гавриил Константинович успел вовремя вытащить брата, но лошадь Князя затянуло, и когда видна была лишь её голова, Игорь, сам погруженный в топь до подбородка, забыв о себе, крестил уходящую в болото свою любимую рыжую лошадь...
Во время войны Князю были пожалованы Высочайшим указом Георгиевское оружие и орден святого Владимира 4-й степени.

В 1915 году Государь Император Николай II назначил его флигель-адьютантом.

Когда случилась Февральская революция, Князь был в Петрограде. Некоторое время прошло спокойно, но скоро в газетах появился декрет: всем Романовым явиться в комиссию по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией (чека). Со всех Романовых была взята подписка о невыезде, и их отпустили по домам. Но скоро все разъяснилось: появился новый декрет — в течение трех дней все Романовы должны были явиться в комиссию для получения инструкций по поводу высылки их из Петрограда.

Князь Владимир Павлович Палей (1897–1918)

Родился 9 января 1897 в Санкт-Петербурге. Он был сыном Великого Князя Павла Александровича, внуком Александра II, родным племянником Николая II. Матерью Владимира была Ольга Валерьяновна Пистолькорс. Ввиду того, что брак его родителей был морганатическим, Владимир не мог носить фамилию своего отца - Романов.

Его короткий жизненный путь явно отмечен Провидением. Князь Владимир Палей принадлежал к высшему слою русской аристократии.

Детство свое князь Владимир провел в Париже, где родители его сначала жили в изгнании после недозволенного (по законам Императорской фамилии) брака, в атмосфере глубокой любви и нежности. Это была удивительно счастливая семья. Любовь и радость сияли вокруг Владимира.

С ранних лет было ясно, что он необычайно одаренный ребенок. Володя выучился читать и писать по-фран­цузски, по-английски и по-немецки, а позже и по-русски, играл на фортепиано и других инструмен­тах, рисовал. Семья жила в Париже, который Володя очень любил, однако часто путешествовала, в основном по Франции и немецким курортам.

Примерно в 1910 году юный граф Гогенфельзен открыл в себе призвание к литературе, кото­рое никогда его не покидало, и начал писать стихи. Первые работы Владимир написал на французском языке, который в то время был ему привычнее.

Мария Павловна, сводная сестра Владимира Палея:

Володя Палей был удивитель­ным человеком, живым инструментом редкой чувствительности, способным производить удивительные мелодии и создавать мир ярких образов. По возрасту и жизненному опыту он был ещё ребёнком, но его разум достиг высот, до которых добираются немно­гие. Он был гением».

В 1914 году семье было позволено вернуться в Россию, а в 1915 году Ольге Валерьяновне и её детям от брака с Великим Князем Павлом Александровичем было пожаловано княжеское достоинство и фамилия Палей. Владимир Палей поступает учиться в военное элитное учебное заведение в Пажеский Его Величества корпус.

В декабре 1914 года князь Владимир поступил в императорский гусарский полк, а в феврале 1915 он уже отправился на фронт. В день своего отъезда он присутствовал на ранней литургии со своей матерью и сёстрами. Кроме них и двух сестёр милосердия в церкви никого не было. Каково же было удивление Владимира и его семьи, когда они обнаружили, что это Императрица Александра Фёдоровна и её ближайшая фрейлина, Анна Вырубова.

В 1915 году Владимир был произведен в корнеты лейб-гвардии Гусарского Его Величества полка.

Положение сына Великого Князя не ограждало Владимира от опасностей и жестокости войны. Несколько раз его посылали в опасные разведки, а пули и снаряды постоянно сыпались вокруг него. За храбрость он получил чин подпоручика, военный орден Анны 4-й степени и Анненское оружие.

Князь Владимир Палей принадлежал к поколению «золотой молодежи» начала 20 века блестящий, обаятельный, образованный молодой человек с безукоризненными манерами. Судьба дала ему все: ум, красоту, талант, богатство и всеобщую любовь, но самый щедрый дар — трепетная душа поэта. В его душе постоянно присутствует Бог.Он целиком предал себя в руки Божьи, уповая только на Его милосердную волю:

Господь во всем. Господь везде:
Не только в ласковой звезде,
Не только в сладостных цветах,
Не только в радостных мечтах,
Но и во мраке нищеты,
В слепом испуге суеты,
Во всем, что больно и темно,
Что на страданье нам дано…

ЧЕРНЫЕ РИЗЫ...
Черные ризы...Тихое пенье...
Ласковый отблеск синих лампад
Боже всесильный! Дай мне терпенья:
Борются в сердце небо и ад...
Шепот молитвы... Строгие лики...
Звонких кадильниц дым голубой...
Дай мне растаять, Боже великий,
Ладаном синим перед Тобой!
Выйду из храма —снова нарушу
Святость обетов, данных Тебе, —
Боже, очисти грешную душу,
Дай ей окрепнуть в вечной борьбе!
В цепких объятьях жизненных терний
Дай мне отвагу смелых речей.
Черные ризы... Сумрак вечерний...
Скорбные очи желтых свечей...
Великим Постом 1917 г.

Вот строки из его письма матери с фронта от 10 марта 1915 года:
«Мамочка! Я в херувимском настроении после говенья и придумал массу стихов. Как-то лучше пишешь после церкви. Я это совсем искренно говорю - все мысли, все строчки полны кротостью тихого блеска восковых свечей, и невольно от стихов веет вековым покоем икон».

1 сентября 1915 года новоиспечённый князь присоеди­нился к своему полку и в последующие месяцы принимал участие в несколь­ких операциях на реке Буг. Игумен Серафим, также находившийся в это время на фронте, много лет спустя характеризовал его так:

...статная фигура, прекрасные задумчивые глаза, детское простоду­шие и редкая учтивость моментально вызывали к нему любовь и уважение окружающих.

В окопах Владимир продолжал писать, и наравне со многими стихами о любви и былых воспоминаниях, его поэзия стала отображать страдание и разруху, приносимые войной, самоотверженную работу сестёр милосердия и смерть дорогих собратьев по Пажескому Корпусу.

Спите, солдатики, спите, соколики.
Вам здесь простор и покой
Благословил вас Господь наш Всевидящий.
Миротворящей рукой
Русь защищая, ребята бывалые.
Долго дрались вы с врагом
Спите, родимые, спите, усталые,
Под деревянным крестом.

Он также перевёл на французский язык известный поэтический труд Великого Князя Константина Константиновича, «Царь Иудейский». К. Р. пожелал услышать перевод своего произведения, и в апреле 1915 года, когда молодой солдат прибыл домой на побывку, К. Р. пригласил его к себе в Павловск. Великий Князь был уже сильно болен, и красота перевода тронула его доглубины души. Со слезами на глазах он сказал:

Я пережил одно из самых сильных чувств моей жизни, и обязан этим Володе. Больше я ничего не могу сказать. Я умираю. Я передаю ему свою лиру. Я завещаю ему в наследство, как сыну, мой дар поэта.

Не случись революционных потрясений, как знать, возможно, Россия обрела бы еще одного талантливого поэта.

Из-за нездоровья Владимир в первые дни 1917 года не поехал к отцу в Ставке, а остался в Царском Селе. К военной карьере он уже не вернулся. В последних числах февраля в Петрограде несколько неожиданно произошла революция.

Вскоре дворец Павла Александровича в Царском селе был подвергнут обыску, самого Великого князя заключили под домашний арест, а затем - в Дом предварительного заключения на Шпалерной. Ольга Владимировна металась по Петербургу, чтобы хоть чем-то помочь любимому мужу, но кровавый маховик был уже запущен, и Великому князю уже не суждено было вернуться домой.

В 1917 году Владимир ведет дневник - бесценное свидетельство тех страшных дней: «Неужели наши потомки увидят в событиях 1917 года одну лишь удручающую картину? Одну лишь кучку людей, вырывающих друг у друга право на катание на моторах, и то время как страна голодает, а армия целуется с врагом. Неужели те, кто бескорыстно создал революцию, кто следовательно таил в душе блаженные и светлые идеалы, надеясь на возможность осуществления этих идеалов, неужели эти русские люди не чувствуют, сколько страшен и ужасен переживаемый Россией кризис? Творимое вырвалось из рук творителей. Всей России грозит позор и проклятие. Пора, пора опомниться, если мы не хотим дать миру плевать нам в лицо».

Как ты жалка и окровавлена,
Моя несчастная страна!
Ты от позора не избавлена!
Ты в эти дни коснулась дна...

Терзают нас часы недужие
Нигде не видно берегов
И в горести враги наружные,
Добрее внутренних врагов.
В страницу славы непочатую
Вонзились грязные мечи —
И перед Родиной распятою
Одежды делят палачи.

И длится страшное видение,
Блестит смертельная коса..
О, где же Бог?.. Где Провидение?!..
О, Как безмолвны небеса!!!

Июнь-июль 1918. Князь Владимир Палей

Дневниковые записи поражают зоркостью наблюдений и точностью предвидения:

"1 ноября (по старому стилю) 1917, среда... Узнали от Анны Богдановны, что один священник царскосельский расстрелян, а два или три других арестованы. Это за служение молебнов во время боя и за устройство крестного хода по Царскому. Теперь я себе объясняю жуткий колокольный звон, до боли диссонировавший с еще более жуткой канонадой. Голоса добра и зла! Но что может быть хуже расстрелов - служба церковная в Царском запрещена.
Разве это не знамение времени? Разве не ясно, к чему мы идем и чем это кончится? Падением монархий, одна за другой, ограничением прав христиан, всемирной республикой и - несомненно! - всемирной же тиранией. И этот тиран (безусловно еврей) будет предсказанным антихристом для нас, а для еврейства или псевдомасонства - мессией. Его царство продлится 3, 5 года. А затем... Невеселые мысли лезут в усталую голову. И все-таки светлая сила победит! И зарыдают гласом великим те, кто беснуется. Не здесь, так там, но победа останется за Христом, потому что Он - Правда, Добро, Красота, Гармония..."

Эти строки написаны в первые дни Октябрьской революции, в которой активное участие принимали "евреи-комиссары", поэтому такое отношение. Пророчество поэта тем более удивительно, что большинство из его знакомых из светской знати, интеллигенции, священнослужителей и даже из дворян, приближенных к Царскому дому, - с восторженностью восприняли первую революцию, в розовом свете рисовали себе радостные картины будущего без царей и самодержавия. Владимир Палей еще во время февральской революции предчувствовал, что это путь, ведущий к гибели.

Эти четыре строки — начало стихотворения, написанного в 1917 году Князем Владимиром Палеем.

Мы докатились до предела
Голгофы тень побеждена:
Безумье миром овладело —
0, как смеется сатана!

В 1918 году выходит второй поэтический сборник Палея, этот благоухающий цветок, расцветший в кровавом кошмаре революции. В нем поэт опять обращается к Богу, вверяя себя Его попечению.
Тема готовности к смерти, довольно отчетливо звучащая в первом сборнике, усиливается во втором:

...О, как прекрасна смерть!
Не смутное забвенье
И не покой один могильный без конца
Сулит она в тиши, но - духа возрожденье...

Свое трагическое будущее он как истинный поэт, безусловно, предчувствовал.

По мнению Марии Павловны, Владимир работал слишком быстро, и однажды она сказала ему, что, изливая такие потоки стихов, он лишает себя возможности шлифовать их. Володя улыбнулся печально и чуть загадочно и ответил:

Все мои нынешние стихи явля­ются мне в законченном виде; исправ­ления только повредят им, нарушат их чистоту. Я должен писать. Когда мне исполнится двадцать один, я больше не буду писать. Всё, что есть во мне, я должен выразить сейчас; потом будет слишком поздно.

4(17) марта согласно предписанию Владимир явился в здание Петроградской ЧК, где его принял Урицкий, сделавший ему оскорби­тельное предложение: «Вы подпишете документ, в котором будет указано, что вы более не считаете Павла Александровича своим отцом, и немед­ленно получите свободу; в против­ном случае вам придётся подписать другую бумагу, и это будет означать, что вы отправитесь в ссылку», которое было отвергнуто. Владимир был возмущен и, возвратившись домой, сказал матери: "Как он посмел предложить мне такое!"

Был подвергнут ссылке.

Такое ощущение, что их возвращение в Россию накануне трагических событий было промыслительно организовано Господом, чтобы раскрыть в князе Владимире и его отце, Великом князе Павле Александровиче, все их положительные качества, дать возможность послужить царю и Отечеству и заслуженно получить от Господа мученические венцы, чтобы быть прославленными в вечности..

Алапаевская Голгофа.

Весной 1918 года были отправлены в ссылку - сначала в Вятку, затем в Екатеринбург, а потом в Алапаевск князь Владимир Палей, три сына Великого князя Константина Константиновича - Иоанн, Константин и Игорь - и Великий князь Сергей Михайлович вместе со своим секретарем Федором Ремезом.

Жители Вятки, почти не затрону­той революцией, относились к ссыль­ным благожелательно и с сочувствием, приносили им гостинцы, помогали устроиться на новом месте. Тогда Князь Игорь Константинович заметил: «Я чувствую, что нам здесь жить не позволят. В Вятке к нам тоже хорошо относилось население, и нас оттуда сюда перевели. Отсюда тоже переведут». Особую заботу проявляли монахини местной обители. В Вятке они ходили на службы в собор св. благоверного Великого Князя Александра Невского. Здесь князь Иоанн Константинович, приняв посвящение в иподиакона, участвовал в богослужениях. Обеспокоенные растущими симпа­тиями населения к членам царской семьи, большевики вскоре решили перевести их в другой город.

Меньше чем через месяц пребывания в Вятке 20 апреля (3 мая) 1918 года, в Страстную пятницу узников переселили в Екатеринбург. Гостиница оказалась довольно грязной, к тому же ссыльным пришлось ютиться в одной-единственной комнате. В последнем письме матери из Екатеринбурга В.Палей описывает пасхальную заутреню в городском кафедральном соборе: "Я весь дрожал, а когда после крестного хода раздалось все более и более громкое "Христос Воскресе" и я невольно вспомнил заутрени в Париже и в Царском, стало так тяжело, как будто ангел, отваливший камень от гроба Господня, свалил его на меня..."

Неожиданно в гостинице, где жили молодые князья, появилась новая постоялица: великая княгиня Елизавета Фёдоровна.

Великая Княгиня Елисавета Феодоровна и в сопровождении сестер Марфо-Мариинской обители келейницы Варвары Алексеевны Яковлевой и Екатерины Петровны Янышевой сначала были отправлены поездом в Пермь. Здесь недолгое время «Августейшая Молитвенница» пребывала с сестрами в Успенском женском монастыре (где она побывала еще перед войной, летом 1914 г.), утешаясь ежедневным монастырским богослужением. Вскоре их переместили в Екатеринбург, где одной из сестер удалось близко подойти к Ипатьевскому дому и через щель в заборе увидеть даже Самого Государя. Недолгий приют московским изгнанницам предоставил Ново-Тихвинский монастырь, откуда вскоре стали носить съестное Царственным Мученикам в Ипатьевский дом.

В Екатеринбурге Игорю Константиновичу предлагали бежать, один из доброжелателей предлагал ему паспорт. Но он отказался, сказав: «Я не сделал Родине ничего худого». Князь считал, что он не может прибегать к таким мерам.

Во вторник Фоминой недели 1/14 мая все находившиеся в Екатеринбурге принадлежавшие к Царскому Дому (кроме самих Царственных Мучеников) получили предписание переселиться в заштатный город Алапаевск Верхотурского уезда Пермской губернии – маленький городок с немощеными улицами. Их доставили в Алапаевск 20 мая 1918 года, когда Церковь вспоминает явление на небе Креста Господня в Иерусалиме (351 г.).

С 20 мая 1918 года в Алапаевске содержались члены Императорской Семьи Романовых: Великий Князь Сергей Михайлович, Великая Княгиня Елизавета Фёдоровна, Князья императорской крови Константин Константинович, Иоанн Константинович, Игорь Константинович, Князь Владимир Палей, Фёдор Ремез (управляющий делами В. К. Сергея Михайловича) и инокиня Варвара (Яковлева), келейница В. К. Елизаветы Фёдоровны.

На вокзале их ожидали крестьянские подводы, чтобы отвезти в новую тюрьму — так назы­ваемую Напольную школу, неболь­шое кирпичное строение на окраине города с часовней, сохранившееся до наших дней. В здании школы, состоявшем из двух маленьких и четырех больших комнат, соединенных общим коридором, помимо Романовых, размещались дежурные охранники из числа красноармейцев. В школе было невероятно грязно, и место не было обустроено для жизни. Оказавшись там, Князья сами отскребли пол от грязи.
Местные жители с большой симпатией относились к узникам, носили еду. Благочестивая семья Голошейкина помогала им. Мария Артемьевна вспоминает: «Охрана была строгая, но женщины , с которыми мне приходилось разговаривать, были ласковы, называли меня «милая девочка».

Две девочки-сестры 12 и 17 лет принесли узникам корзину с ягодами. В.К.Константин Константинович взял корзину и просил подождать. В коридоре было жарко, душно, пыльно, по коридору взад и вперед бегали красноармейцы. Мне не надо было ничего: ни ягод, ни корзинки, ни денег. Хотелось побыстрее убежать из этого дома».

Живя в Алапаевске в Напольной школе, узники словно приуготовляли себя к смерти... В здании школы для них были отведены три большие и одна маленькая комната, в которой поселился князь Иоанн Константинович. Его добровольно сопровождала в Сибирь жена - княгиня Елена Петровна. Маленьких детей Всеволода и Екатерину оставили на попечение свекрови в красном Петрограде. Уже из Алапаевска Елена Петровна уехала в начале июня в Екатеринбург хлопотать об освобождении мужа.

Но в Екатеринбурге ее арестовали. Узнав, что Иоанн Константинович переведен на тюремный режим, она тотчас решила ехать назад в Алапаевск и дала председателю местного совета А.Г. Белобородову следующую расписку:

«Я, гражданка Королевства Сербского Елена Петровна, по мужу Романова, желая разделить тюремный режим мужа, добровольно возвращаюсь в Алапаевск, где обязуюсь переносить тот же режим, принимая на себя все расходы по моему содержанию. Я обязуюсь не обращаться к защите иностранных посольств, а если таковые сделают шаги в мою пользу, отказываюсь воспользоваться результатами этих шагов».

Большевики не допустили ее возвращения, так как Романовы были приговорены. Ее же, сохранявшую подданство Королевства Сербии, лишить жизни опасались. В Екатеринбурге она была арестована и препровождена в тюрьму города Перми и содержалась там вместе с приближенными Царской Семьи А. В. Гендриковой и Е. А. Шнайдер. В Перми фрейлины императрицы Александры Федоровны были зверски убиты, а Елена Петровна спаслась лишь по чистой случайности. Через ходатайства атташе иностранных посольств она была освобождена и выехала в Швецию.

Многие факты говорят о том, что во время заключения Иоанн Константинович был рукоположен во диакона и священника: 6 февраля 1918 года великая княжна Ольга Николаевна сообщала из Тобольска о том, что князь Иоанн Константинович «сделался иподиаконом, кажется, и пойдет дальше. Страшно доволен, но жена его не одобряет».

Князья и Елизавета Федоровна работали в огороде, благоустраивали запущенный школьный двор, сажали цветы. Вначале, когда отношение к узникам было более или менее сносным, они ходили в Екатерининскую церковь. Потом это утешение было у них отнято. Все ала­па­ев­ские уз­ни­ки зна­ли, что их ожи­да­ет в неда­ле­ком бу­ду­щем. Они со­зна­тель­но го­то­ви­лись к смер­ти и мо­ли­ли Гос­по­да укре­пить их в ис­по­вед­ни­че­ском по­дви­ге.

Жили все во взаимной любви и терпении. Князь Владимир очень сдружился с "дядей Сережей", как он называл Великого князя Сергея Михайловича, и с "тетей Эллой". До ссылки с Елизаветой Федоровной он общался редко (она не приняла брак родителей Владимира), а в Алапаевске практически произошло их новое знакомство и возникла крепкая духовная связь. Каждый вечер все собирались в комнате Елизаветы Федоровны, она попеременно с Иоанном Константиновичем читала молитвы. Часто читали акафист Георгию Победоносцу.

В Алапаевске Елизавета Федоровна и князь Владимир близко узнали и полюбили друг друга. …Володя и тетя Элла по разному помогали ободрять и поддерживать своих соузников.

Елизавета Федоровна разбила небольшой огородик, все поливала крестообразно, благословляя.

Владимир Палей: - Тетя Элла, Вы - настоящий овощевод.

- Какой я овощевод, это еще вопрос, а вот Вы у нас - уже состоявшийся поэт!

Его сводная сестра Великая княжна Мария Павловна писала:

… судьба распорядилась так, что тетя Элла и Володя провели свои последние месяцы жизни на этой земле вместе, что их очень сблизило и научило ценить друг друга. Своей долгой и невыносимо мучительной смертью они скрепили свою дружбу, которая стала утешением для них обоих во время выпавших на их долю тяжких страданий...

Это был своеобразный монастырь, где литургию совершали ангелы, а престол Господень был в сердце каждого обреченного. Среди узников царили любовь, кротость, смирение и прощение. Предчувствуя близкую кончину, они прощались со всеми своими земными привязанностями.

Чекист Алексей Кабанов, который сопровождал ссыльных в Алапаевск, позже рассказывал: «На второй день я пошел посмотреть как содержатся князья и княгини. Они все лежали на полу в одном классе училища, из которого вся мебель была вынесена. К каждому окну и двери, и внутри помещения были выставлены посты вооруженной охраны из местных рабочих».

Из-под пера Владимира Палея появились трагические строки:

Немая ночь жутка. Мгновения ползут.
Не спится узнику… Душа полна страданья;
Далёких, милых, прожитых минут
Нахлынули воспоминанья…

Всё время за окном проходит часовой,
Не просто человек, другого стерегущий,
Нет, — кровный враг, латыш угрюмый и тупой,
Холодной злобой к узнику дышущий…

За что? За что? Мысль рвётся из души.
Вся эта пытка нравственных страданий.
Тяжёлых ежечасных ожиданий
Убийств, грозящих каждый миг в тиши.

Мысль узника в мольбе уносит высоко…
То, что гнетет кругом, так мрачно и так низко…
Родные близкие так страшно далеко,
А недруги так жутко близко.

Надзор за арестованными был возложен на Алапаевский совет рабочих и крестьянских депутатов и Чрезвычайную следственную комиссию Алапаевска. Первое время пребывания в городе режим заключения был относительно свободен. У пленников была русская охрана, жившая с ними в школе, не мешала им и вела себя весьма коррект­но. Всем заключённым были выданы удостоверения личности с правом передвижения «только по Алапаевску», для выхода из здания было достаточно уведомить разводящего караула. Им разрешалось вести переписку, посещать церковь, гулять в поле возле школы, Елизавета Фёдоровна много молилась, рисовала и вышивала. Узниками был разбит небольшой сад, где они иногда пили чай на свежем воздухе.

Известно, что в ссылке Князь Владимир Палей много и плодотворно работал. По специальному разрешению комиссара юстиции Алапаевска, ему было разрешено посещать местную городскую библиотеку, он вел дневниковые записи, но на сегодняшний день произведения Алапаевского периода не известны.

Поводом для ужесточения режима содержания алапаевских ссыльных стал «побег» великого князя Михаила Александровича, произошедший в ночь с 12 на 13 июня 1918 года — событие было использовано местными властями для обоснования необходимости перевода всех Романовых, сосланных на Урал, на жёсткий режим заключения. На самом деле, как позже выяснилось из документов, Великий Князь Михаил, был расстрелян после согласования с Москвой, ни о каком побеге и речи не было…

Русскую охрану сменила охрана из пленных австрийцев, людей нахальных и грубых, жизнь пленных резко изменилась. Эта охрана, по своей инициативе, очень часто проводила у пленных внезапные обыски, в большинстве случаев ночью или на рассвете, врываясь в комнаты, где все спали. Дошло до того, что великий князь Сергей Михайлович написал Екатеринбургскому Областному Исполкому жалобу и протест на хули­ганов-австрийцев. Австрийскую охрану сменили и назначили других, среди которых были чеки­сты из местной Алапаевской ЧК.

8 (21) июня большевики отобрали у узников почти все их личные вещи: одежду, обувь, простыни, подушки, деньги и драгоценности, оставив им лишь ту одежду, что была на них, и одну смену постельного белья. По-видимому, им также запретили писать письма и даже получать корреспон­денцию, что особенно тяжело пере­живали князья Константиновичи, извещённые о серьёзной болезни матери, великой княгини Елизаветы Маврикиевны. Единственное, что им разрешили, — это отправить в послед­ний раз краткие телеграммы родс­твенникам с сообщением о происшед­ших изменениях. Телеграмма, послан­ная в полдень Владимиром по адресу: «Палей. Пашковский. Царское Село», гласила: «Переведён на тюремный режим и солдатский паёк. Володя».

Покидая Напольную школу, верный слуга Кронковский увозил с собой последнее письмо Владимира родителям. В нём он рассказывал о страданиях и унижениях, выпав­ших на долю узников в Алапаевске, но одновременно подчеркивал, что его вера даёт ему мужество и надежду. Далее он писал: «Всё, что раньше меня интересо­вало: эти блестящие балеты, эта дека­дентская живопись, эта новая музыка, — всё кажется мне теперь пошлым и безвкусным. Ищу правды, подлинной правды, света и добра».

17 июля их покормили в 6 часов вечера вместо 7. Глубокой ночью 5 (18) июля 1918 г., в день обретения мощей преподобного Сергия Радонежского, узники были вывезены из Напольной школы за 14 км от города, к старым шахтам. Их вывели в коридор, завязали глаза и связали им руки за спиной.

«Мы вошли в здание, где содержались женщины, через незапертую дверь, разбудили их и сказали, чтобыте немедленно оделись, потому что их следовало увезти в безопасное место, потому что здесь ониподвергались риску вооруженного налета.

Они повиновались безропотно. Мы связали им руки за спину и потом завязали глаза, вывели их наружу ипосадили в подводу, которая специально их ждала рядом со школой, и отправили к месту назначения.

Затем мы вошли в комнату, которую занимали мужчины. Мы сказали им то же, что и женщинам до того. Молодые великие князья Константиновичи и князь Палей также повиновались без всяких споров. Мывывели их в коридор, завязали глаза, связали им руки за спиной и посадили в другую подводу. Мы ужеранее решили, что подводы будут двигаться порознь. Великий князь Сергей Михайлович былединственным, кто пробовал сопротивляться».

Воспоминания Василия Рябова, одного из участников убийства.

Оказавшему сопротивление Великому князю прострелили руку и посадили в экипаж. Узников вывезли за город к одной из заброшенных шахт железного рудника Нижняя Селимская и после удара обухом топора по голове сбросили в 60-метровую шахту старого рудника в шахту. Чекисты с площадной бранью стали сбрасывать туда живыми свои жертвы, безжалостно избивая их прикладами. Первой столкнули Великую княгиню Елизавету Федоровну. Она громко молилась и крестилась, повторяя: "Господи, прости им, ибо не знают, что творят».

« Их сбрасывали в шахту по одному- с завязанными глазами и со связанными за спиной руками, узники не могли защищаться от побоев или стараться бежать. Никто из них по-видимому не утонул и не захлебнулся в воде, и через некоторое время мы снова могли слышать почти все их голоса. Тогда я бросил туда гранату. Она взорвалась, и все было тихо… Мы решили немного подождать. Проверить, если все они погибли. Вскоре мы услышали разговор и едва слышный стон. Я бросил туда еще одну гранату. И что же вы думаете – из-под земли мы услышали пение! Я был объят ужасом. Они пели молитву «Спаси, Господи, люди Твоя!» У нас больше не было гранат, однако невозможно было оставить дело незаконченным. Мы решили завалить шахту сухим хворостом и зажечь его. Сквозь густой дым еще долгое время продолжало доноситься до нас их пение». Из воспоминаний Василия Рябова.

Иже херувимы... Великой Княгине Елизавете

Таяла летняя ночь над Уралом,
Лес просыпался от пения птиц…
Элла крестилась и все повторяла:
«Боже, помилуй безумных убийц».

Над головою сплетались ветвями
Старые сосны, блестела роса.
Полюбоваться б земными цветами,
Но завязали тряпицей глаза.

Кто-то с размаха ударил прикладом,
Ликом упала в истоптанный мох,
Встать попыталась, как крин после града, —
В спину уперся пудовый сапог.

В шахту столкнули живой хладнокровно.
Следом за нею — Варвару, князей.
Рвали тела острозубые бревна.
Смерть приготовилась к встрече гостей.

Вздрогнули много видавшие ели
Под небосводом багрово-седым.
Будто не люди, а ангелы пели
Песнь Херувимскую гласом осьмым.

Буланчикова Татьяна, 18.07.2009

Шахту забросали гранатами, часть из которых не взорвалась, завалили жердями, брёвнами и присыпали землёй.

Воспоминания председателя Верхне-Синячихинского Совета Е. Л. Серёдкина (стенограмма).

«Хотели спустить на дно, а на дно не попали, там был перестил, они там и остановились, в результате оказались живые. Мы хотели шахту взорвать, спустили перекселиновые…, но попали в воду. Для того, чтобы укокошить, нужно было что-то сделать, у меня были в шкафу бомбы, я дал ключ К…, чтобы он привез… /не слышно/. Потом так и зарыли. У меня в руках остался кошелёк с табаком князя…, хотел себе оставить, но потом думаю — привяжутся, бросил туда же».

Один из крестьян, бывший свидетелем убийства, говорил, что из глубины шахты слышалось пение Херувимской. Ее пели Новомученики Российские перед переходом в вечность. Другой участник убийства вспоминает, что после того, как в шахту была брошена первая граната, из неё раздалось пение тропаря Кресту: «Спаси, Господи, люди Твоя и благослови достояние Твое, победы на сопротивныя даруя и Твое сохраняя Крестом Твоим жительство».

Ночью 17 июля жители Алапаевска услышали звуки выстрелов и взрывы гранат. К зданию школы было подброшено тело убитого заранее крестьянина, которого чекисты пытались выдать за бандита, якобы пытавшегося спасти Романовых. Инсценировка была столь груба и беспомощна, что это стало ясно даже самим участникам мистификации - Абрамову и Белобородову.
При подготовке материалов к канонизации новомучеников в Центре документации общественных организаций Свердловской области была найдена «Стенограмма воспоминаний партактива Алапаевского района 1917—1918 гг.» Согласно записанным в стенограмме воспоминаниям председателя Верхне-Синячихинского совета Е. Л. Серёдкина и председателя Чрезвычайной следственной комиссии Н. П. Говырина, алапаевские узники были убиты, а затем было инсценировано их похищение.

Как утверждают исследователи, решение о казни алапаевских узников было принято большевистской партийной организацией Алапаевска самостоятельно, без санкции Уралобкома РКП(б) и Уралоблсовета. Однако из допроса чекиста Петра Старцева, участвовавшего в убийстве, следует, что «убийство Августейших узников произошло по приказанию из Екатеринбурга». Следователь Н. А. Соколов делает вывод, что «и екатеринбургское и алапаевское убийства — продукт одной воли одних лиц», и приказ убить был получен от Ленина.

Старший милиционер Т. Мальшиков смог найти свидетелей, которые «ночью 18 июля возвращались в Алапаевск по синячихинской дороге и в одиннадцать-двенадцать встретили целый „поезд“ лошадей, направляющийся в сторону Верхне-Синячихинского завода».

28 сентября 1918 года в Алапаевск вступили части Белой армии, алапаевская следственная комиссия установила место злодеяния, и с 7 по 11 октября из шахты были извлечены тела алапаевских мучеников.
Были начаты поиски в окрестностях Синячихинской шахты и рудника.
6 октября была найдена фуражка одного Князей, а затем и сами тела, которые в течение четырёх дней извлекали из шахты:
8 октября — Федора Ремеза.
9 октября — инокини Варвары и Князя Палея;
10 октября — Князей Константина Константиновича и Игоря Константиновича и Великого князя Сергея Михайловича;
11 октября — Великой Княгини Елизаветы Фёдоровны и Князя Иоанна Константиновича.
Скончались они в страшных страданиях, от жажды, голода и ран.

Было обнаружено, что некоторые жертвы погибли практически моментально, а другие остались живы и после падения, умирали от голода и ран. Елизавета Федоровна умерла не сразу.
Великая Княгиня упала не на дно шахты, а на выступ, который находился на глубине 15 метров. Рядом с ней нашли тело Князя Иоанна Константиновича с перевязанной головой. Он упал рядом с Великой Княгиней Елисаветой Федоровной, при жизни земной с которой был в близком духовном родстве. В темной сырой шахте Святая Елисавета перевязывала израненную голову князя Иоанна тканью апостольника.
Вся переломанная, с сильнейшими ушибами, она и здесь стремилась облегчить страдания ближнего. Пальцы правых рук Елизаветы Фёдоровны, инокини Варвары и князя Иоанна Константиновича были сложены для крестного знамения, на груди великой княгини был обнаружен образок Иисуса Христа, усыпанный драгоценными камнями, а в кармане пальто князя Иоанна Константиновича лежала деревянная икона среднего размера, полученная в дар от Иоанна Кронштадтского.

Тело Великой Княгини Елизаветы Феодоровны, несмотря на то, что все тела находились в шахте в течение нескольких месяцев, было найдено совершенно нетленным; на лице Великой Княгини сохранилось выражение улыбки, правая рука была сложена крестом, как бы благословляющая.

Сначала их похоронили в склепе с южной стороны от алтаря Свято-Троицкого собора в Алапаевске, но когда Белая Армия оставляла город, она вывезла с собой тела мучеников. С наступлением Красной Армии в июне 1919 года решено было вывезти останки из города. По ходатайству находившегося в Екатеринбурге игумена Серафима (Кузнецова), настоятеля Серафимо-Алексеевского скита Белогорского Свято-Николаевского монастыря, генерал М. К. Дитерихс получил от адмирала Колчака разрешение на перевозку гробов.

14 июля 1919 года восемь гробов поместили в товарный вагон для отправки в Читу. Сопровождал тела игумен Серафим с двумя послушниками. В Читу состав пришёл 30 августа. Гробы при содействии атамана Григория Семёнова перевезли в Богородицкий (Покровский) женский монастырь, где поместили под полом кельи, в которой поселился игумен Серафим.

5 марта 1920 года по указанию генерала Дитерихса и при поддержке атамана Семёнова гробы были вывезены из Читы и отправлены в Китай. В начале марта тела прибыли в Харбин, их встретил епископ Камчатский Нестор (Анисимов), а позднее в город прибыл князь Николай Кудашев, последний императорский посланник в Китае. При нём гробы были вскрыты для опознания и был составлен протокол.

16 апреля 1920 года на вокзале Пекина гробы были встречены крестным ходом и перенесены в церковь Серафима Саровского на кладбище, располагавшееся к северу от территории Русской духовной миссии за Аньдинмыньскими воротами в 2 км от города. После совершения заупокойного богослужения 8 гробов опечатали печатями Русской духовной миссии и разместили в одном из склепов на территории кладбища. Вскоре на деньги атамана Г. М. Семенова под амвоном церкви был устроен склеп, в который и поместили тела алапаевских мучеников.

Монахиня Сергия (Клименко; 1901‒1994) написала книгу воспоминаний «Минувшее развертывает свиток», в которой рассказала о чудесном явлении великой княгини Елисаветы Федоровны митрополиту Нестору во время литургии. Святая великомученица княгиня Елисавета была замучена в Алапаевске большевиками и брошена в шахту вместе со своей верной келейницей инокиней Варварой и великими князьями, откуда их извлекли пришедшие белые войска.

Но владыка не верит: “Я видел ее живую!..”

Мать Сергия вспоминала: «Этот рассказ я слышала от нашей монахини Серафимы (Резон), урожденной Чичаговой. Она же слышала его из уст самого митрополита Нестора. Большой подвиг совершил митрополит Нестор. Был среди оспенных больных, среди прокаженных, лечил их, крестил, просвещал. И вот за этот подвиг ему было дано такое видение. Приблизительно в 1920 году митрополит Нестор приехал в Читу, город на границе с Китаем, чтобы оттуда эмигрировать. Он служил на родине последнюю литургию в соборе, где тайно, под спудом, были погребены тела алапаевских мучеников. Но об этом никто, кроме настоятеля, не знал. Во время совершения малого входа все священнослужители выходят из алтаря на середину храма с Евангелием, свечами, дикирием, трикирием, рипидами. Митрополит Нестор стоит посредине храма на приготовленном для него амвоне. В это время владыка видит, как из левого придела, живая, выходит Елизавета Федоровна. Молится пред алтарем и последней подходит к нему. Он ее благословляет. Все переглядываются. Кого он благословляет? Пустое место? Никто ничего не видит. “Владыка, малый вход!” Но владыка Нестор никого не слышит. Радостный, сияющий, он входит в алтарь. В конце обедни говорит настоятелю: “Что же ты скрываешь? Елизавета Федоровна жива! Все неправда!” Тогда настоятель заплакал. “Какой там жива! Она лежит под спудом. Там восемь гробов”. Но владыка не верит: “Я видел ее живую!..”»

Это чудесное явление глубоко поразило владыку. До 1945 года он на Соборной площади Харбина, прилюдно, а после — тайно совершал ежегодно 17 июля панихиду по убиенной в Екатеринбурге царской семье и алапаевским мученикам.

Николай Сергеевич Георгиевский, иподиакон и келейник владыки, организатор и первый регент патриаршего хора храма Христа Спасителя, рассказывал: «В Харбине владыка Нестор встречал и провожал мощи великой княгини Елисаветы Федоровны и инокини Варвары. Сопровождающий их из Алапаевска игумен Серафим (Кузнецов) (тоже святой человек, по словам владыки) вез мощи в Иерусалим, где хотела быть упокоенной великая княгиня Елисавета… Владыка рассказал мне, что великая княгиня была совершенно нетленна, и от нее [исходил] неземной аромат. “Так Господь прославляет святыя Своя, — сказал он мне, изумленно подняв глаза к небу. — Я, конечно, торжественно совершил панихиду и помог им отправиться дальше, в Иерусалим. Всех коснулось тление – одна великая княгиня благоухала, как дивный цветок”, — говорил он, подавляя рыдания».

В ноябре 1920 года тела Елизаветы Фёдоровны и её келейницы Варвары были вывезены в Иерусалим.

Когда в 1943 году открыли гроб Князя Игоря Константиновича, там нашли незабудку, она была столь свежа, если бы только была сорвана в поле. Как стало известно в нынешнем 2005 году, в 1947 году тела мучеников были тайно перезахоронены на православном кладбище близ городских ворот Аньдинмэнь. Само кладбище китайцы ликвидировали после 1988 года. На месте русских могил сейчас находится поле игры в гольф, где ранее стоял Серафимовский храм.

22 февраля 1995 года Священный Синод принял решение об установлении мужского монастыря в честь Новомучеников Российских. Строителем монастыря был назначен тогда еще иеромонах, а ныне игумен Моисей (Пилатс) – был келейником кардинала. Сегодня монастырский комплекс, который находится неподалеку от Алапаевска, включает в себя Памятный крест над шахтой, где произошло злодеяние, четырехэтажное кирпичное здание (с храмом, алтарь которого освящен во имя Новомучеников Российских, и совмещенный с ним братский корпус), часовню во имя Святой Преподобномученицы Великой Княгини Елисаветы и новые строящиеся корпуса. В монастырском храме пребывают привезенные из Иерусалима частицы нетленных мощей преподобномучениц Великой княгини Елисаветы Феодоровны и инокини Варвары, священноисповедника Сергия (Сребрянского), преподобного Севастьяна Карагандинского. Приезжает большое количество паломников из многих городов России и из-за рубежа. Не раз бывала в святой обители Великая княгиня Ольга Николаевна Куликовская-Романова.

Строительство монастыря в честь Новомучеников Российских тесно связано с именем великого старца и прозорливца нашего времени – протоиерея Николая Гурьянова. Великий подвижник Церкви, в трагический период жизни России вместе с Новомучениками Российскими претерпевший гонения и заключение, в течение 44 лет пребывал в молитвенном подвиге на удаленном острове Залит вблизи города Пскова.
Батюшка Николай стяжал духовные дары – любовь к Богу и ближнему, смирение, нестяжание, прозорливость и многие другие, приводившие к нему множество людей. Своим примером и своей молитвой великий угодник Божий привлекал всех, кто знал его, к познанию Евангельских истин. Милостью Божией, насельники монастыря имели счастье общения с ним начиная с 1993 года. Много раз испытали благодатную силу его добрых слов. Краткие фразы, сказанные им, скрывали в себе глубину духовной мудрости и помогали разрешению многих проблем. При земной жизни батюшки Николая все проблемы строительства монастыря обсуждались с ним. Большим утешением для строителя монастыря отца Моисея, других священников, монашествующих и трудников святой обители было узнать слова батюшки, сказанные им об обители: «Это мой монастырек» и «Монастырь процветает».

Главная святыня, дарованная верующим православным людям на алапаевской земле, – это шахта. Святая шахта – святыня всего православного мира, возле нее постоянно бывают многочисленные богомольцы, паломники.

Из окон обители видна Напольная школа. Сейчас здесь мемориальная комната.

«Видите липу и березку? Их посадили Елизавета Федоровна и инокиня Варвара», – рассказывает нам одна из насельниц.

Сейчас на месте шахты – небольшая яма, заросшая травой и деревьями.

В памятные дни вокруг шахты совершаются Крестные ходы с пением Херувимской песни; эта монастырская традиция имеет огромное исцеляющее духовное значение для православных людей. Также стало традицией проводить Крестные ходы от Напольной школы, в которой Великие князья династии Романовых провели последние дни своей жизни, до монастыря во имя Новомучеников Российских. Крестный ход идет по дороге, последнему земному пути, которым увозили алапаевских мучеников глубокой ночью 18 июля 1918 года к месту их мученической кончины.

Мощи великой княгини Елизаветы Федоровны и инокини Варвары обрели покой в усыпальнице храма святой равноапостольной Марии Магдалины в Гефсимании.

В 1981 году, накануне канонизации новомучеников российских Русской Православной Церковью Заграницей, гробницы мучениц решили вскрыть. Руководила вскрытием комиссия во главе с начальником Русской Духовной Миссии архимандритом Антонием (Граббе). Когда открыли гроб с телом великой княгини, все помещение наполнилось благоуханием. По словам архимандрита Антония, чувствовался «сильный запах как бы меда и жасмина». Мощи, которые оказались частично нетленными, перенесли из усыпальницы в сам храм святой Марии Магдалины. 1 и 2 мая 1982 г., в праздник святых Жен-Мvроносиц, состоялось перенесение мощей Великой Княгини Елисаветы Федоровны и инокини Варвары из крипты в церковь Марии Магдалины; в настоящее время две гробницы из белого мрамора с иконами преподобномучениц находятся у алтаря храма.

В заключение надо сказать, что отец поэта - Великий князь Павел Александрович - был расстрелян в 1919 году в Петропавловской крепости с тремя своими двоюродными братьями. Преданные офицеры из охраны предлагали Павлу Александровичу побег, но он, понимая, что его спасение усугубит участь остальных узников, категорически отказался. Честь для него, как и для его сына, была дороже, чем жизнь...

Прочитано 1875 раз
  1. НОВОСТИ МИТРОПОЛИИ
  2. НОВОСТИ ЦЕРКВИ
vera 400х178