На десятичасовом автобусе они не приехали.
Матвеев напился чаю из самовара. Пошёл на лыжах в ближай-ший от деревни ельник, там, на опушке он давно присмотрел стройную ёлочку. Но решил не рубить её, а привести прямо сюда жену и сына, вместе с ними нарядить.
В лесу было тихо-тихо, лишь изредка наносило гул машин с дороги.
Вышел на поляну. Его ёлочка вымахнула на самом краю леса. Матвеев толкнул палкой ствол, и снег, тяжело ухнув, осыпался с ветвей.
Он утоптал вокруг ёлочки площадку, ещё раз полюбовался на неё со стороны, наломал веток с соседних елей и двинул обратно своим следом, глубоко дыша чистым морозным воздухом.
Он всё приготовил к празднику: свечки, которые они зажгут ночью у ёлки, украшения для неё, конфеты для сына, а им с женой – две бутылки сухого вина. Обдумал те слова, которые скажет жене в подходящую минуту. И она, может быть, наконец-то, простит его…
По дороге, укатанной машинами, Матвеев шёл к дому. Издали увидел у калитки Вовку Кузнецова.
- Здорово, Михалыч! – крикнул Вовка. – С наступающим!
- Здорово. И тебя.
- Капканы проверял? – вежливо поинтересовался Вовка. Из кармана его фуфайки призывно выглядывало горлышко бутылки.
- Нет, Вовка, не буду я пить, жену и сына жду.
- А-а! – Вовка махнул рукой. – Ну, давай! – И побежал к сосед-ней избе. Обернулся:
- А то, может, Михалыч… - щёлкнул пальцем по горлу.
- Нет.
На двухчасовом автобусе они тоже не приехали.
Еловыми веточками Матвеев украсил комнату. Укрепил над окном, поставил в банку с водой на столе. Ветви оттаяли, и изба наполнилась густым хвойным духом.
Матвеев сидел у окна, смотрел на дорогу. Ждал пятичасовой автобус, на котором они уже точно приедут.
Думал о том, как обрадуется сын Лёшка походу в лес. И ходьбы-то пятнадцать минут, а для него праздник! У самого Матвеева в детстве было мало праздников. И вот – сын. Только бы радоваться. Но Матвеев уже второй год живёт один в деревне, лишь иногда ездит в город к жене и сыну, да они редко-редко к нему. Лёшке девять лет и без отца ему плохо. Матвеев всё это понимает. Но что он может сделать? Сам, конечно, виноват. Пьянство его. А у жены "терпение лопнуло". "Но, может, сегодня всё изменится…"
Из окна далеко была видна дорога. Матвеев жадно вглядывался в каждую точку на горизонте. Ехали машины. Наконец разглядел автобус. Он остановился напротив деревни, метрах в ста. Вышел один человек. Это была бабка Кузьминиха, ездила за чем-то в город.
Больше сегодня автобусов не будет…
Матвеев ещё три часа сидел у окна, хотя уже ничего не было видно, лишь изредка проплывали огни фар. "Может на попутке приедут", - тешил он себя мыслью, понимая, что они не приедут сегодня, не приедут…
В десять часов он открыл первую бутылку вина. Потом вторую. Потом достал из подполья бутылку водки…
Ровно в двенадцать ночи вышел из дома и побрёл напрямик по снегу к дороге, в сторону города…
…Первого января, днём из автобуса вышли двое: женщина и ребёнок – мальчик лет десяти. Они свернули с дороги и пошли по тропинке к деревне, крайнему её дому.
Вера Матвеева сразу узнала бордовый шарф, колыхавшийся на ветке куста метрах в трёх от тропы, чуть дальше – валялась на снегу рукавица. Следы к дороге вели…
…Она собиралась приехать к нему на праздник. Но тридцатого вечером позвонила одинокая подруга, намекнула, что не против бы прийти к ней в гости. Не смогла Вера отказать ей.
Что ж, в конце концов, и не обещала, что приедет. И вот…
"Серёжа, Серёжа! Что же ты наделал! Господи…" Она старалась не напугать сына. Даже не стала подбирать шарф и рукавицу.
Ключ был на месте за наличником. Вошла в избу. Увидела бутылки на столе…
- Папа, наверное, в лес ушёл.
- Да, наверно. – Тяжело опустилась на табуретку, обвела взгля-дом комнату: еловые ветви, чисто… Ждал.
- Мама, а почему папа ёлку не принёс?
- Не знаю. Раздевайся. Валенки на печку поставь.
"Что же делать?.." И вдруг злость закипела: "Ну я ему покажу, когда явится! Ведь сказала, что, может и не приедем. Нет – попёрся! Да уж и напиться надо обязательно!.." – Убрала бутылки. И – как споткнулась: "Да он же замёрз, один, ночью, на дороге, пьяный. Замёрз".
- Мама, а мы чай будем пить из самовара?
- Будем.
Дрова у шестка аккуратно сложены. Затопила тёплую ещё печь. А сердце болит…
Послышались шаги в сенях. Дверь отворилась, и в комнату ввалился Матвеев. В распахнутом полушубке, без шапки, без рукавиц. Правый глаз заплыл огромным синяком.
- Папа, а где ты был? Папа, а кто тебя? – Голос Алёши задрожал, он заплакал.
И тут потекли слёзы у самого Сергея Матвеева, заревела в голос его жена Вера. И они забыли все слова, которые хотели сказать друг другу.
Дмитрий Ермаков