Как-то раз после воскресной службы сидим мы, две прихожанки Никольского храма, за трапезой, беседуем. «В какое замечательное время живём! Нет гонений ни на верующих, ни тем более на священнослужителей», – говорю я, находясь под впечатлением перечитанной недавно книги «Отец Арсений». «Да уж, не приведи Господи! – вторит мне Надежда, сестра по духу. – Уж мне-то известна судьба “врагов народа”».
Смотрю на неё с удивлением: «Тебе-то откуда знать?»
– Да ведь я дочь псаломщика, и хоть в начале репрессий, в 32-м году, мне было всего полтора года, но представляю всё по рассказам матери, многое из последующих лет помню сама.
И поведала Надежда печальную историю их семьи.
Мать её рассказывала, что первым громом перед бурей было сбрасывание колокола с церкви. Было страшно. Спустя время некоторые жители Ромашево слышали ночью шум от подъехавшей к дому священника автомашины - недолго ждал мотор, а утром дом оказался пуст. Батюшку, матушку, их семерых детей и двоих престарелых родителей увезли в неизвестном направлении. А в дом псаломщика, где тот проживал с женой и тремя малолетними детьми, заявились активисты. Не церемонясь, объявили решение комсомольской ячейки об экспроприации имущества представителя «религиозной чумы». Вынесли всё, оставив голые стены избы. Скотный двор и другие хозпостройки быстро разобрали и в несколько заездов увезли на полуторке. Осталась одна изба средь огорода. Приехали пахари и землю вокруг избы, до самых стен, вспахали, так что девочке негде даже было расположиться со своими стёклышками (игрушки забрали). Разрешено было торить к жилью только узенькую тропку.
Отцу семейства вручили предписание ячейки по первому зову являться куда прикажут. И вскоре нарочный принёс первую повестку, обязывающую явиться в прокуратуру нюксенского РОВД для допроса.
Надо сказать, что путь от Ромашево туда – где-то 60 км. Через неделю вернулся, но едва переступил порог дома, как вновь вручают повестку с тем же содержанием. Мытарства длились два года. Измученный дорогами, допросами, голодом, холодом, обречённостью отец отошёл в мир иной в возрасте 33 лет. Ну, а что жена? Она была поставлена в изолированное от всех положение: ни ей с кем-то из односельчан нельзя было общаться, ни им с нею, и за этим строго следили.
Как начать новую жизнь, когда огород занят колхозной картошкой, скот уведён в колхозное стадо, дрова - и те увезены на колхозную сушилку?.. Летом как-то ещё можно существовать. Собирать грибы, ягоды, травы не возбранялось. К тому же сыновья – мальчики 8 и 6 лет – наловчились ловить рыбу (тогда её много было). Но с приходом зимы пришлось сыночков посылать собирать милостыню Христа ради. Вначале подавали неплохо, сочувствуя бедственному положению семьи. Но потом некоторые стали упрекать: дескать, урожай-то собирают раз в год, а вам кушать надо каждый день. Передадут детки маме те слова – и она в скорбь: «Были бы лентяи, а то ведь бедствуем не по своей вине».
Не раз мать просила принять её в любой из четырёх ромашевских колхозов. Нигде не брали – запрещено. Решилась обратиться в сельсовет. Но присутствовавший там уполномоченный из района сказал сельсоветчикам: «Никакой помощи! Пусть умирают».
Мать была за дверью и слышала его приговор. Так и жили: иногда попросят коров попасти, иногда с кем-то рыбой поделятся, а им за то кусок хлеба дадут. Удивительно: нищета, но никогда не болели!
Прошёл год. Старшему исполнилось 9 лет. В ту пору в школу брали в этом возрасте. Сыну классового врага в обучении было отказано. И только в 11 лет взяли в первый класс, по неотступным просьбам матери в РОНО. А другому сыну как раз исполнилось 9 лет. Так и сели братья за одну парту. Поначалу издевались одноклассники, учителя относились предвзято. Представьте: 17-летняя учительница строго стучит пальчиком по столу: «Запомните, дети, Бога нет!» – а на неё смотрят глаза детей церковнослужителя.
Но учились неплохо. Особо давалась учёба среднему. И продолжать бы учиться в средней школе, да вот беда – Заборье в 7 километрах от дома. Ходить туда-обратно – нет обутков. Жить в интернате – голодать. Так и оставили эту мечту.
Неизвестно, сколько бы ещё так мыкаться, если бы не появился в районе агитатор в ремесленное училище. Знакомый матери старичок посоветовал отпустить парнишек на учёбу: какую-нибудь приобретут специальность, а тут оставаться – пропадут. Собрались пятнадцатилетний и тринадцатилетний в дорогу, но нечего положить в дорожную котомку… Мать сказала им: «Сыночки, когда пойдёте со сборов из Заборья в Тарногу (райцентр), прошу, зайдите за моим благословеньем».
Дорога проходила рядом с избой. Средний забежал на минутку. Благословила его мать сохранённой иконой Николая Чудотворца, и он убежал. А старший спешил, не зашёл.
Долго не было вестей, где они, что с ними. И лишь по окончании училища дали знать, что средний выучился на шофёра, старший – на слесаря. Среднего направили на Украину, а старший пошёл в армию. Служил в Монголии. Отслужив, жил и работал на Севере, в шахте, посылочку домой однажды собрал. Но случился обвал породы на шахте, его придавило, контузило, и спустя 15 лет он вернулся домой, в ту самую голую избу. Как все обрадовались возвращению Васеньки! (Сестричка к тому времени выросла, замуж вышла, дочки подрастали, и мама жила у неё.)
Он начал слесарить, что очень востребовано в колхозе, кочегарил. И невеста нашлась. Но не зря в народе сказано: «Материнское благословение в огне не горит и в воде не тонет». Старший же его избежал. И вот ночью, под осень, два проходивших мимо деревни военнослужащих выставили раму в избе и забрались внутрь. Василий не мог их услышать – после контузии он потерял слух. Искали деньги, но ничего не нашли. Тогда словно в отместку дважды ударили кирпичом по голове спящего Василия. Не убив до конца, удавили ремнём, а труп спустили в подпол.
…Надежда прерывает свой рассказ и плачет, я утешаю, как могу. Делюсь с ней мыслями о важности материнского благословения, вспомнив недавний случай, когда пилот, имевший с собой иконку-благословение от Патриарха Кирилла, посадил самолёт с отказавшими двигателями на «случайно» открывшийся среди туч аэродром.
Оправившаяся от слёз рассказчица радостно напоминает: «А помнишь, в день освящения нашего храма какое сиянье было на небе? Тоже тучи разошлись». И я говорю: «Слышала ли ты, как Генрих Антонович Храпов рассказывал, что, пробудившись среди ночи и посмотрев в окно, он увидел чудо – сияние над храмом? А утром пришёл в церковь поделиться такой радостью…»
Александра Пешкова
Примечание:
Дочь звали Надежда Александровна Шебунина, она работала в аптеке в Тарноге, последние годы (умерла в 2017 г.) приезжала в Ромашево, в свой домик, и я часто видела её на огороде. Запомнилась тихой и малообщительной. Ее дочери - Елена и Татьяна.
Василий в 80-е годы XX века работал в клубе кочегаром, звали его «Вася глухой», часто ловил рыбу, был малообщительный и безобидный человек, жил одиноко в своём домике.
Всех потрясла история, когда беглые солдаты ни за что ни про что убили тихого безобидного Васю.
(Прим. А.Н. Пешкова, 2018 г.)
